Выезжая в Коктебель, не повторите нашу ошибку – выезжайте как можно раньше (темнеет там рано и как-то очень внезапно – просто солнце уходит за горы и сразу становится темно), ну и перед выездом убедитесь, что в вашей фототехнике аккумуляторы достаточно заряжены, а на картах памяти хватает места. Мы выехали туда во второй половине дня (с утра мы бродили по дому-музею-галерее Айвазовского – весьма масштабной и впечатляющей выставке), ну а про фототехнику как-то не подумали. Так что фоток будет немного.
Сам по себе Коктебель (в советские годы именовался Планерское) предстал перед нами длинными рядами неработающих кафешек, закрытых торговых палаток и негорящих фонарей. Словом, если в Феодосии в январе – «несезон», то в Коктебеле – «повальный несезон». Дойдя до пляжа, залезаем на самый длинный пирс и начинаем с него фоткать окружающую реальность
Взгляд в сторону берега
Пляж. Говорят, летом здесь – как в метро в час-пик
Здешние рельефы весьма живописны
Гора Кучук-Янышар, известная также как «гора Волошина»
У всех, кто хоть немного увлекается поэзией, слово «Коктебель» ассоциируется, прежде всего, с поэтом и художником Максимилианом Волошиным, благодаря которому этот посёлок стал, по сути, местом паломничества творческой тусовки со всей тогдашней России. Говорят, сама природа здешних мест и волошинское творчество настолько слились воедино, что в результате землетрясения одна из здешних скал сама по себе, без посторонней помощи, приобрела форму волошинского профиля. Смотрите сами:
Всё вместе. Сзади, из-под облаков, торчит подножье Кара-Дага
Те, кто бывал в Избербаше, думаю, не могли не видеть там аналогичный профиль Пушкина. Словом, природа полна загадок.
Ну а мы тем временем приближаемся к дому Волошина. Вот он:
А вот и сам хозяин стоит на набережной
А это уже во дворе
И вот тут наш фотик стал выдавать всеми любимое «Card full». Кое-как наскоро поудаляв явно неудавшиеся кадры, входим в дом. Да, поскольку народу в Коктебеле в январе, как вы поняли, не бывает совсем, других посетителей дома-музея, кроме нас, не оказалось, так что полноценную экскурсию мы, ввиду отсутствия кворума, не получили (по слухам, какие-то двое приходили во время перерыва и спрашивали, будут ли экскурсии, но мы их так и не дождались). Хотя, как сказали нам на первом этаже, «Там наверху, в мастерской, вам наверняка что-нибудь расскажут».
На первом этаже выставлены в основном многочисленные акварели Волошина, которые он, по слухам, дарил всем направо и налево, плюс биографические материалы, ну и везде, где только можно, воткнуты ветки полыни (похоже, не только у меня поэзия Волошина ассоциируется с этим растением). А потом мы поднялись в мастерскую. Очень скоро мой фотик умудрился одновременно сказать и «Card full», и «Battery empty», но пару кадров я всё же сделал.
В мастерской
«Каюта Таиах». На стене – скульптурный портрет египетской царицы Таиах – той самой, из стихотворения «Дом поэта»
(вся история волошинского дома устами самого Волошина)
А сотрудница музея, сидевшая в мастерской, удивившись тому, что мы так долго рассматривали нижнюю экспозицию (обычно, говорит, просто заглядывают на пару минут и дальше идут {я даже предполагаю, что это сопровождается фразой «А чё это у вас тут такое?»}), усадила нас на лавку и каааааак начала рассказывать. Словом, без экскурсии мы в итоге не остались
Волошин, по сути, был неформалом своего времени, а дом его сильно смахивал на хипповый флэт со всеми характерными атрибутами (об этом можно судить как по многочисленным описаниям современников, так, во многом, и по сохранившимся интерьерам).
Но это ещё не всё. После дома Волошина мы взялись вскарабкаться на «волошинскую» гору, а она от музея достаточно далеко. Пока мы шли к ней вдоль пустого пляжа, повстречали там всего несколько человек панковского вида, которые поинтересовались, как мы относимся к грибам (не стану конкретизировать – думаю, все уже и так поняли, какие грибы имелись в виду), ну и бесконечные своры уличных собак (несмотря на свой мирно-пофигистический вид временами вызывавших некоторые сомнения у Маши). В итоге наверх мы всё-ж-таки попали, и даже увидели оттуда совершенно улётный вид на коктебельскую бухту в закатном свете (а фотик-то уже сдох…). А вот место, где похоронен Волошин, мы так и не нашли (либо мы до него не дошли, либо несколько отклонились от курса). Однако, гулять меж холмов в поисках правильного места времени уже не оставалось, поскольку начало стремительно темнеть, а спускаться с той горы в потёмках можно только кувырком. Словом, пришлось нам свою экспедицию преждевременно прервать (тем более, что к этому моменту уже несколько подзамёрзли – зима всё-ж-таки, +5° с ветерком).
По пути в Феодосию (а это было как раз Крещение) с нами в автобусе ехали люди с рюкзаками и со всей характерной амуницией. Одна из них рассказывала по телефону:
– А мы тут в источнике купались. (Апчхи!!!) Нет, совсем не холодно. (Апчхи!!!) Вода совсем тёплая. (Апчхи!!!) Я даже удивилась. (Апчхи!!!) Нет, совсем не замёрзла.
Вернувшись в Феодосию, уставшие и голодные, мы первым делом зарулили в ресторан, выглядевший как понтовый. С нашим появлением откуда-то, как видно издалека, возникла официантка, заработала кухня, и даже откуда-то, по-видимому из ближайших домов, вызвонили для нас живую музыку (они пришли минут через пять после нашего появления со словами «Оркестр вызывали?» и стали петь что-то полупришансоненное). Словом, обожравшись вкусных свежеприготовленных хачапури (не то, что в Москве), мы уползли к себе в гостиницу – собираться в дорогу.
Насчёт дороги – нам достался поезд всего из четырёх вагонов (больше на феодосийский вокзал не влезает), которые во Владиславовке прицепили к составу Керчь-Москва, вагон чуть ли не хрущовских лет постройки и весьма интересные соседи. Так и доехали.
Фсё.